RSS     Владивосток 29.03.2024 23:04       Написать нам  |  Войти

Последние фоторепортажи

Последние видео

Опрос (архив)

Согласны ли Вы с тем, что дате 7 ноября должен быть возвращен статус государственного праздника?


Мой путь к Сталину. Народ хранит память об И.В. Сталине

Я из последнего сталинского поколения. Когда в 1961 году Никита Хрущёв «развенчивал культ личности» великого советского вождя, о чём ещё пойдёт речь впереди, мне шёл восемнадцатый год. Казалось бы, дух сталинского воспитания должен остаться непоколебимым во мне, как и в моих сверстниках. Увы, сомнения в исторической правоте Сталина не раз посещали меня, и, как оказалось, не только меня. Стыдно, но необходимо признаться, что особо сильно это происходило в годы проклятой горбачёвской перестройки.

Удар по самому дорогому в моей юности

Сталин вошёл в мою детскую душу в годы Великой Отечественной войны. Не будет преувеличением сказать, что он был тогда родным человеком всем, а его имя было синонимом веры в Победу нашей Советской Родины.

Из блокадного Ленинграда моя семья была эвакуирована в город Молотов (ныне Пермь), где моя мама работала мастером в пошивочной мастерской, в которой обмундирование, доставленное с фронта от раненых, приводили в порядок и отправляли обратно на фронт. Я помню, как однажды поздно вечером мама пришла с работы с портретом Сталина. Его поместили между двумя окнами небольшой комнатушки, в которой проживало нас шесть человек: мама и пятеро её детей. Каждое утро я, просыпаясь, смотрел на сталинский полупрофиль с прищуром добрых и мудрых глаз. Сталин был тогда для нас, как Пушкин: наше всё. Слов таких, конечно же, мы не знали и не произносили, но чувствовали что-то большое и сильное в слове «Сталин».

Стремительно пролетели подростковые послевоенные годы. Не заметили, как оказались в юности. К Сталину относились как к отцу, строгому, требовательному и всегда по-доброму справедливому. Ни у меня, ни у кого из моих товарищей и друзей никогда не возникало мысли, что когда-то Сталина не будет с нами.

А жизнь шла своим мирным чередом, становилась всё светлее и радостнее. Всё реже вспоминались голодные военные и полуголодные послевоенные годы. Дети победителей, мы твёрдо верили в наше счастливое завтра. Одевались более чем скромно. Новая рубашка, брюки или юбка были радостным событием в нашей жизни. И такие события случались всё чаще и чаще. Мы могли каждый день есть булку с маслом! Тяжкие утраты войны — смерть отцов и родных на фронте — не забывались, но приглушались. Мы верили в себя — с нами был Сталин, несгибаемый, непобедимый. Русская, советская литературная и музыкальная классика наполняла радиоэфир. В ней славились страна, народ, партия и Сталин. Всё это было для нас в органичном единстве. И вдруг оно, это единство, дрогнуло: в первые дни марта 1953 года из радиоэфира пришла тревожная весть о болезни Иосифа Виссарионовича Сталина, а 5 марта радио сообщило о его смерти. Меня эта весть застала в местечке Калиновка Винницкой области. В первые дни после смерти Сталина я узнал, что такое народная скорбь: плакали старики и женщины; еле сдерживали слёзы фронтовики. Много позже, в 1961 году, А. Твардовский лучше, чем кто-либо, выразил отношение советского народа к Сталину. Только ненавистники Советской власти, всего советского могут оспорить вот эти строки поэта:

Мы звали — станем ли

лукавить? —

Его отцом в стране-семье.

Тут ни убавить,

Ни прибавить, —

Так это было на земле.

Большевистский урок З.Н. Немцовой

Моё отношение к Сталину в юности могу выразить кратко: я любил его. Любил как очень дорогого мне человека.

Это чувство любви оказалось оглушённым ударом злой силы в 1956 году — докладом Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущёва «О культе личности и его последствиях», прочтённым им на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Ни вопросов к докладчику, ни обсуждения доклада не было. Эта же циничная процедура по отношению к великому усопшему вождю повторилась в каждой первичной парторганизации.

Будучи секретарём комитета ВЛКСМ школы №139 Ленинграда, я был приглашён на заслушивание хрущёвского доклада. Все присутствовавшие там испытывали чувство оцепенения и тревоги. По прочтении доклада мы сидели в мёртвой тишине, не глядя в глаза друг другу, не проронив ни единого слова.

Прошло две-три минуты. Секретарь нашей первичной парторганизации встал, сказал: «Всё, товарищи» — и пошёл к выходу из класса, где состоялось наше молчаливое собрание. Все его участники тут же встали и последовали за ним… Я не спал всю ночь. Передумал всю свою жизнь, а она была пронизана чувством любви к Сталину.

Мои попытки задать вопрос: «Как же так?» — прерывались старшими товарищами — членами партии однотипным ответом: «Так решил съезд партии». Никто из нас не знал тогда, что Постановление ХХ съезда КПСС «О культе личности Сталина и его последствиях» было принято единогласно без обсуждения доклада Хрущёва (?!). Ничего по этому вопросу не решал и Президиум ЦК КПСС. Против того, чтобы предложить чтение хрущёвского доклада съезду партии, высказались Молотов, Каганович, Ворошилов. Но их «против» не было поставлено на голосование. Хрущёв выступил с упомянутым докладом от имени Президиума ЦК КПСС, полагаясь на молчаливое большинство членов Президиума.

Шли годы и вопрос: «Как же так?» — оставался без ответа. Терял свою остроту, в конечном итоге был поглощён текущей жизнью.

Но однажды данный вопрос с неожиданностью для меня, можно сказать, воскрес в моём сознании. Я уже отслужил в армии и был комсомольским работником в ленинградской школе №139, которую окончил в 1957 году. Было мне 26 лет, когда я познакомился с Зинаидой Николаевной Немцовой, ветераном партии, репрессированной в 1937 году и отбывшей длительный срок заключения в тюремном лагере ГУЛАГа. Она работала в отделе пропаганды и агитации партийного комитета Ленинградского металлического завода. А завод этот долгие годы шефствовал над нашей школой, и мои встречи с Зинаидой Николаевной не были случайными. В одну из таких встреч я позволил себе затронуть вопрос о «сталинских репрессиях», будучи уверен, что она осуждающе выскажется о них.

То, что я услышал от неё, повергло меня в смятение. Как говорят в таких случаях, словно током ударило. Не дословно, но по содержанию точно воспроизведу сказанное ею. «Вы думаете, молодой человек, — сказала она, чеканя каждое слово, — что я буду говорить о Сталине, как Хрущёв? Да никогда не позволю сказать об Иосифе Виссарионовиче хоть одно дурное слово. Да, мы сидели долгие годы, и все эти годы верили ему. Мы там, в заключении, были разные. Большинство в лагере, где я отбывала свой срок, понимало, какую ношу ответственности за судьбу страны и партии взвалил на себя Сталин. Мы догадывались, что оказались в неволе не без помощи тех, кто ненавидел его. Их среди нас, политических, было меньшинство. Но какой бешеной активностью они отличаются теперь!»

От себя добавлю: о невинных жертвах острейшей идейно-политической борьбы, которая шла в партии в конце 1920-х и в 1930-е годы, Сталин и ВКП(б) прямо и честно сказали в Постановлении Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года. Оно несравнимо глубже и принципиальнее по содержанию, чем идеологически рыхлое Постановление ЦК КПСС «О культе личности и его последствиях» от 30 июня 1956 года.

Особо отметим, что противники Сталина были не просто оппозиционерами, а его ненавистниками. В «Бюллетене оппозиции», который издавал Троцкий за рубежом, в тридцатые годы был выдвинут лозунг «Убрать Сталина!». Нетрудно догадаться, каков был политический смысл этого лозунга. В 1937 году НКВД руководил Г. Ягода — сторонник Троцкого и Бухарина. Именно он начал репрессии, прежде всего против сталинских кадров.

Обозревая теперь то время, которое принято называть оттепелью, я всё больше убеждаюсь в том, что это была оттепель в большей степени для бывших тогда ещё скрытыми антисоветчиков, нежели для жертв наговора и перестраховочного усердия советской и партийной бюрократии. Из-за этого усердия люди, преданные Родине и партии, поплатились жизнью. Скрытые же антисоветчики в горбачёвскую перестройку открыли своё лицо — лицо врагов Советской власти, врагов народа. Получив полную свободу для антисоветских действий, они не заставили себя долго ждать.

Их действия отличались ухищрённым примитивизмом, той простотой, что хуже воровства. Вот, к примеру, как в журнале «Огонёк» была представлена широкому читателю Зинаида Николаевна Немцова: «Ветеран партии З.Н. Немцова, прошедшая через ужасы сталинских лагерей, в своём интервью журналу «Огонёк» убеждает нас в том, что репрессии 1937—1938 годов организовали белогвардейцы и жандармы, пробравшиеся в органы НКВД в Москве и Ленинграде». Что ж, были и такие, но как исключительная редкость.

Обратите внимание на сочетание нравственно-приговорной оценки сталинской эпохи («прошедшая ужасы сталинских лагерей») и политически-примитивной оценки З.Н. Немцовой её трагичной страницы («репрессии 1937—1938 годов организовали белогвардейцы и жандармы»). Это сделано для того, чтобы создать у читателей и слушателей, находящихся в годы горбачёвской перестройки под гипнозом антисталинской истерии, видимость объективности редакции тогда уже антисоветского «Огонька» и неспособности к этой «объективности» жертвы того времени — Зинаиды Николаевны Немцовой. В её уста вложили слова от редакции. Данный приём использовали для того, чтобы прикрыть и обелить идейных наследников Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина, оживших и расплодившихся, подобно клопам, в первую очередь среди интеллигенции — вузовской и академической. Для этого белогвардейцы и жандармы оказались очень кстати.

Урок, преподанный мне Зинаидой Николаевной, запомнился на всю мою оставшуюся жизнь. Но, к великому сожалению, он возымел на меня своё действие, когда я уже перешагнул своё пятидесятилетие. В годы моей молодости среди моих товарищей и друзей были дети отцов, расстрелянных в 1937 году. Немного их оказалось, но всё же, всё же, всё же… Боль за родных, павших не в бою за Родину, а от предательства близких, жестокости равнодушных к судьбе людей, не проходит никогда. Даже у тех, кто сумел подняться над трагедией своей семьи. Эхо этой боли отозвалось и в душе моей. Хотя у меня, как и у громадного большинства моих сверстников, не было родных, невинно пострадавших. А то, что они были у меньшинства, трагедия не меньшинства только, а общая трагедия.

Понимал ли это Сталин? Безусловно, понимал и переживал, о чём свидетельствует вышеупомянутое Постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) 1938 года. Но нужно было готовить народ к неотвратимой войне. Возможно, Сталин один из всего руководства страны знал тогда, сколь великих жертв потребует эта война. И потому он пошёл на жертвенную для крестьян ускоренную коллективизацию, без которой не состоялась бы индустриализация страны как залог победы над фашистской Германией. С присущей ему афористичностью речи он определил предстоящую войну как войну моторов.

Требовалось время — время нелёгких размышлений и переживаний для понимания всего сказанного. Так это было у меня.

Запоздалое признание

Возвращаясь ко времени моей молодости (60 — 70-е годы минувшего века), я вспоминаю литературу тех лет: романы и повести К. Симонова, Ю. Трифонова, Ю. Бондаре-ва, Г. Бакланова, Д. Гранина, В. Распутина, В. Шукшина, драмы А. Арбузова, В. Розова… Я не литературовед, но, на мой взгляд, превалирующим в прозе, поэзии и драматургии был критический реализм. Но как его не хватало в партийной жизни, и прежде всего в политическом просвещении, на ниве которого я трудился почти двадцать лет — в Университете марксизма-ленинизма при ГК КПСС Ленинграда. Читал там курс лекций по методике партийной пропаганды на вечернем отделении. Слушателями университета в основном были люди с производства. Они безжалостно атаковали нас вопросами. Вопросами идеологическими, пожалуй, в большей мере, чем вопросами по экономике. К примеру: «Что такое «развитой социализм» и каковы его признаки в экономике, политике и культуре?», «Как это понимать — «экономика должна быть экономной?» и т.п. А мы, связанные партийной дисциплиной, мало что могли сказать в ответ.

Были и вопросы по сталинской теме: «Почему ярый антисоветчик У.Черчилль дал Сталину высокую оценку: «Он был выдающейся личностью… Что бы ни говорили о Сталине, таких история и народы не забывают», а советское и партийное руководство до сих пор обходится молчанием в оценке исторической роли Сталина?» «Вы заметили, наверное, что на лобовом стекле грузовых автомашин часто можно увидеть портреты Сталина? Как вы объясните это явление?»

Интерес к Сталину и его времени резко стал возрастать после опубликования мемуаров Маршалов Советского Союза, начиная с «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова. Этот интерес заметно усилился после выхода на экраны киноэпопеи Юрия Озерова «Освобождение» (1968—1972 годы). Очевидным стало возрождение в народе духа сталинской эпохи. Не потому ли так поторопилась с перестройкой «пятая колонна», уже сформированная на самом верху партийной власти — в Политбюро ЦК КПСС (Горбачёв, Яковлев, Шеварднадзе, Медведев).

В то же время идеологическая жизнь так была задогматизирована, что никакого просвета в ней не имелось для свежей мысли. Это и стало причиной образования феномена, который условно можно определить как внутреннее диссидентство в обществе и в партии (да, и в партии). К внутренним диссидентам в большинстве своём относились люди, верные Советской власти и идеалам коммунизма, но жёстко критически настроенные в отношении к идейно-политическому руководству КПСС. Никаких оргструктур никто не создавал: в мыслях этого не было. Критическое отношение к идеологической жизни партии в полной мере было присуще и мне. Этим отношением спекулятивно распорядились перестройщики.

Догматизм в партии был воспринят большинством партийной молодёжи как наследие Сталина. Немало стараний для этого приложили либералы-антисталинисты. Как показала перестройка, они после смерти вождя укоренились не только в литературе и искусстве, но и в социальных науках. В роли советников и консультантов вошли в доверие к высшему партийному руководству. Л.И. Брежнев милостиво говорил о них: «Мои социал-демократы». Здесь, в аппарате ЦК партии, они сомкнулись с догматиками. Совместными усилиями они представляли обществу Сталина как антипода Ленина.

Что касается сталинских произведений, то до них наши руки не дотягивались: они априори считались догматическими. Что же до ленинских работ, то их изучение проходило под знаком обожествления их творца. Что такое диалектическая логика ленинской мысли? — этот вопрос не ставился перед нами. Классовый подход как диалектико-материалистический метод познания и оценки социальных фактов и явлений вообще не был предметом изучения в системе партучёбы и политпросвета. На основе противопоставления Сталина Ленину произошла идолопоклонная примитивизация Ленина.

Социализм, построенный под руководством Сталина, оценивался как нетворческий, донельзя упрощённый, не отвечающий основным принципам марксистско-ленинской теории. Увы, и я не устоял пред такой оценкой сталинского социализма. Среди интеллигенции получил популярность социальный идеал будущего, который Ленин в своё время определил как «интеллигентский социализм». Его-то и назвали позже социализмом с человеческим лицом. Как нам не хватало углублённого изучения ленинских и сталинских работ, обучения диалектической логике мышления! Осознание этого пришло ко мне с большим опозданием, когда перевалило за пятьдесят.

Не забудем имена смелых

Чем дольше я живу (уже пошёл мне девятый десяток), тем сильнее чувствую свою личную вину перед Сталиным. В последние тридцать лет в «Правде» и «Советской России» опубликовано немало моих историко-теоретических статей о нём. Данная статья особая — она личностного, можно сказать, исповедального характера.

Замечу, что винить в разгуле антисталинизма Никиту Хрущёва — для этого сегодня не требуется ни смелости, ни мужества и относится к тому, что называют дежурным номером. Хрущёв знал, что соратники Сталина отступятся от него: он был одним из них. Так оно и случилось. Выступление в защиту вождя упомянутых ранее Молотова, Кагановича и Ворошилова было нерешительным. Никто из них не заявил своё твёрдое «против». Как и все члены Президиума ЦК КПСС, они в конечном итоге обошлись безропотным молчанием, когда Хрущёв окончил чтение доклада.

Промолчали все, абсолютно все (!) члены ЦК партии и абсолютно все делегаты съезда. Но самое неожиданное заключалось в молчании советского народа. На его глазах совершалось предательство, полититическое преступление в отношении его вождя. За исключением Грузии, где люди встали на защиту Сталина, в остальных республиках СССР всё было по Пушкину: народ безмолвствовал. Думаю, что сказался трагичный парадокс истории: строгая партийная дисциплина, в духе которой Сталин воспитал партию и выковал веру в неё советского народа, в час беды обернулась против него.

Но никуда не уйти нам, коммунистам, от вопроса о личной смелости и мужестве в защите честного имени великого революционера, отдавшего всю свою жизнь служению трудовому народу, формированию величайшего явления в мировой истории — советского социализма.

Именно против советского социализма направлен доклад Хрущёва на ХХ съезде КПСС, что читается между строк: построен-де этот сталинский социализм на крови и преступлениях. На критике, точнее — на отвержении советского социализма взращён западноевропейский оппортунизм второй половины минувшего века. Идейное предательство началось с отказа социал-соглашателей от выдуманного ими сталинизма (читайте: советского социализма), а окончилось отказом от ленинизма. В этом и состоит суть еврокоммунизма — новой формы оппортунизма.

Понимание сказанного выше пришло ко мне, как уже говорилось, с большим опозданием. Лишь в 1990 году, когда антисталинизм дошёл до отвержения советского социализма, для меня стало ясно, что означала горбачёвская фраза-присказка: «Больше демократии — больше социализма». До этого я принял на веру, что система управления советским обществом была административно-командной, то есть не демократической. Верил, что стоит только осудить это наследие сталинской эпохи, и мы — партия и общество — выйдем на широкую дорогу демократии. Подходил к пониманию советского социализма не из анализа конкретно-исторических условий его построени%D

21 Декабря 2019

Поделиться:

Copyright © 2006-2022, Приморское краевое отделение КПРФ. Материалы сайта предназначены для лиц старше 18 лет (18+)

Мнения отдельных авторов могут не совпадать с позицией редакции. При перепечатке опубликованных материалов прямая ссылка на наш сайт обязательна.

По техническим вопросам: webmaster@pkokprf.ru Разработка worldcar.design